Зенитчик - Страница 55

Между тем, Сан Саныч решил, что суп доведен до готовности и народ загремел котелками.

— Лейтенанту оставьте, и санинструктору тоже. А где они, кстати?

Вопрос остался без ответа. Сан Саныч отбил все посягательства расчета на командирский суп, но караулить его пришлось больше часа. Шлыков и Олечка вернулись весьма довольными, что больше относилось к лейтенанту, и слегка растрепанными, последнее больше относилось к женщине. Сомневаюсь, что все у них прошло по полной программе, температура весеннего воздуха и обстановка не располагали, но наобжимались и нацеловались они вволю, вон губы у обоих припухшие.

Распределили время караула, каждому по одному часу. Мне как самому старшему по возрасту выделили первый – самый легкий. Народ расползся по шалашам и угомонился. Костер почти потух, только угли, как чьи-то красные глаза продолжали светиться в темноте. Ставшая привычной тяжесть СВТ оттягивала плечо, а штык-нож для нее я так и не нашел. Стоять на месте надоело, да и холодно еще по ночам. Я обошел вокруг тягача с орудием и приблизился к шалашам, в одном из них вроде какое-то шебуршание, подошел ближе, прислушался и с трудом разобрал.

— … ну, давай…

— Не дам, ишь какой прыткий, и холодно к тому же, и часовой ходит, услышит же.

— А мы по-тихому…

— Сказала же, отстань.

В шалаше началась какая-то возня, быстро прерванная звонкой оплеухой. Похоже, сегодня лейтенанту не обломится – эту крепость ему с одного приступа не взять, придется перейти к длительной осаде. Что-то развесил я уши, в конце концов, это их личное дело. И я отправился дальше бродить по нашему импровизированному лагерю. Если бы не машины, время от времени проползающие по дороге, то кажется, что время совсем остановилось, только светит луна, над головой черное бездонное небо и россыпь ярких звезд. Как давно я просто смотрел на небо, а не высматривал в нем черные точки вражеских самолетов. Проклятая война! А время продолжало свой неторопливый, но безостановочный бег. Уже к концу смены в свете луны я заметил между шалашей темный силуэт.

— Стой, кто идет!

— Свои.

— Не спится, товарищ лейтенант?

— Да так, до ветру вышел.

Все понятно – выгнала. Вот и ищет себе новое место для ночлега. А мне, кстати, тоже пора. И я отправился будить Сан Саныча.

Второй день в дороге. Когда до конца пути осталось километров сорок, начали появляться признаки приближения к фронту. Война еще не успела прокатиться по этим местам, но около дороги уже появились воронки от бомб и оплывшие после таяния снега земляные холмики с покосившимися фанерными или жестяными звездами. Время от времени на обочинах попадаются остовы грузовиков и тракторов. По российской традиции, брошенная техника "раздета" до неподъемного железа. Все, что может быть откручено, отверчено, снято и унесено – давно исчезло и приспособлено к дальнейшему использованию в военном или гражданском хозяйстве.

Где-то впереди возникает затор, Петрович сбрасывает скорость и СТЗ еле тащится, поплевывая сизым выхлопом. Такое скопление транспорта на дороге – хорошая цель для немецких штурмовиков.

— Так, мужики, хватит трепаться. Все дружно подняли головы вверх и следим за воздухом.

Все, даже лейтенант, начинают смотреть в одну сторону – на запад. А за другими секторами кто следить будет? Приходится распределить наблюдателей волевым порядком. Скорость понемногу увеличивается, но когда все почти расслабились, раздается истошное.

— Во-озду-ух!!!

Черные точки в небе стремительно растут в размерах. У нас всего секунд двадцать, развернуть орудие не успеем.

— Ложи-и-ись!

Я прыгаю из кузова последним, проследив, чтобы все убрались из трактора. Возле кабины топчется Олечка, не хочется ей ложиться в грязный кювет. Черные точки уже обрели крылья и стабилизаторы. Сто десятые "мессершмитты" заходили на дорогу с пологого пикирования. Олечка получила подножку и полетела в грязь придорожного кювета, я тут же плюхнулся рядом.

— Лежи, дура! Жить надоело?!

Чисто по-женски она попыталась приподняться с грязной земли, но замерла, придавленная моей рукой. Та-та-та-та, та-та-та-та, та-та-та-та, стучат пушечные очереди, бах, бах, бах, бах, рвутся бомбы. И опять. Та-та-та-та, та-та-та-та, бах, бах, бах, бах. Малокалиберные бомбы взрываются как-то негромко и совсем не страшно. Цель для своей атаки немецкие летчики выбрали в нескольких сотнях метров от нас. После взрыва последней бомбы, лежащие в кювете зашевелились, но я прикрываю их активность.

— Лежать, не шевелится, могут на второй заход пойти.

Лежим еще пару минут, но постепенно становится ясно, что второго захода не будет – "мессеры" улетели.

— Зря только в грязи испачкалась.

Олечка пытается очистить от грязи свою щегольскую шинель.

— Грязь – не кровь, ее всегда отстирать можно.

Поделившись солдатской мудростью, Сан Саныч так же начинает чистить свою шинель, я тоже присоединяюсь к ним. Теперь встали надолго – бомбы разрушили дорожное полотно.

— Петрович, сможем объехать? Или подождем?

Механик-водитель, ковыряет сырой, вязкий чернозем придорожного поля и отрицательно качает головой, лучше не рисковать. Минут через десять мимо нас по встречной полосе пронеслись две полуторки с ранеными. Еще минут через двадцать началось движение по дороге. СТЗ проезжает мимо нескольких трупов, коротким рядом лежащих на обочине. Красноармейцы лопатами углубляют и подравнивают воронку от немецкой бомбы – будущую могилу для тех, кому сегодня не повезло. Возможно, что кто-то из них тоже долго раздумывал что лучше, кровь или грязь? Летчик "мессершмитта" сделал выбор за них. Наши головы постоянно задраны вверх, но новых налетов не последовало, а скоро совсем стемнело.